Имперский компонент российской государственной парадигмыСтраница 4
При этом определяющую роль в формировании образа власти играло представление о нераздельности понятий государства — как набора учреждений и государя — как лица, стоящего во главе этих учреждений. В ранних памятниках русской общественной мысли отсутствует сама идея возможности разграничения этих понятий: государство — это и есть государь. И намного позднее, в XV—XVI вв., несмотря на уже начавшиеся радикальные перемены в парадигме русской государственности, «к вопросам генеалогии идеологи самодержавия сводили в основном всю проблему, поскольку понятие государства идентифицировалось с личностью государя». Даже в начале XVII в. дьяк Иван Тимофеев, повествуя о бедах, постигших Русь в ходе Смутного времени, пишет: «Но что оплачу сначала? Самого ли царя или его царство? Необходимо разделить поровну плач между обоими: царем и его местом, ибо как душе нельзя содержаться в видимом мире без тела, так и тело без души не в состоянии двигаться». Таким образом, отсутствие сколько-нибудь ярко выраженного сверхценного переживания сакральной природы властителя сдерживало и формирование соответствующего отношения к государству как таковому, представления о котором были в русской традиции весьма персонализированы. Пасхальные сувениры и украшения купить купить пасхальные игрушки.
Тем не менее, потенциальная возможность усиления значимости сакрального компонента легитимации власти сохранялась, так как сохранялся радикальный монотеизм и универсализм принятого Древней Русью христианства, пусть и не актуализируясь в политической практике (как уже отмечалось выше, такой тип религиозности может при определенных условиях даже усилить представления о вселенской миссии государства). Существенно, что христианство пришло на Русь в своем византийском изводе; видимо, с византийским же влиянием связан и установившийся на Руси с момента принятия христианства режим тесного сотрудничества Церкви и государственной власти. Были, впрочем, для такого режима и объективные основания, среди которых А.В. Карташев называет «патриархальное сознание неразделимости всего национального и религиозного или смешение религии с политикой», а также «слабое развитие на Руси государственных понятий, причем светская власть не сознавала ясно границ своей компетенции и поступалась в пользу Церкви некоторыми своими правами, руководясь лишь экономическими соображениями. Будь русская Церковь преемницей запад нецерковных традиций, она могла бы в таком государстве захватить в свое обладание немало политических прав». Этой возможностью превращения в самостоятельную политическую силу Церковь не воспользовалась (ее политические функции были даже менее ярко выражены по сравнению с Византией), хотя «русская церковная иерархия приобрела обычное право участия и вес во внутренней политике русского государства». Тесный союз Церкви с государством был заключен, что создавало потенциальную возможность для дальнейших изменений его внутреннего баланса и перерождения существовавших в Киевской Руси отношений равноправного сотрудничества церковных и светских властей (что неизбежно должно было отразиться и на понимании сакральной функции государства).
С другой стороны, отмеченная А.В. Карташевым неразвитость государственного самосознания такую эволюцию, несомненно, сдерживала. Аналогичную роль играли и другие факторы. Христианизация Киевской Руси «остается уделом элиты, тонкого слоя нарождающейся церковной и государственной интеллигенции. Да и тут некоторые памятники показывают крайне элементарное понимание сущности христианства»'. Длительное сохранение восходящих к языческим временам ментальных структур маскировало универсальный, вселенский характер христианской религиозности и, соответственно, препятствовало проявлению религиозно мотивированных универсальных ориентации в политической теории и практике.
Принятие Русью византийского сакрального и в значительной мере политического наследства, состоявшееся в XV—XVI вв. и совпавшее по времени с ликвидацией зависимости от Золотой Орды и достижением политического единства, изменило ситуацию. В московский период универсалистские ориентации становятся существенной частью российской политической культуры, встречаясь во многих документах — от текстов Вассиана Ростовского или писем Филофея к Василию III до посланий Сильвестра Иоанну IV. Один из наиболее показательных примеров такого рода принадлежит перу Сильвестра: «Обладавши от моря и до моря, и от рек до конец вселенныя — твоя, и поклонятца тебе все Царие земстии и вси языцы поработают тебе. И честно будет имя твое пред всеми языки, и помолятца тобе всегда, и весь день предстоят пред тобою. И будет утверженье твоему царствию, яко во веки не подвижитца, и превознесетца паче Ливана плод его, и будет благословенно семя твое во веки веков, и все язьщы возвеличают тя». Примечательно сочетание универсализма пространственного, временного и этнокультурного, подтверждающее явно имперский характер отразившейся здесь установки.
Поход на Европу
После разгрома Руси монгольские орды двинулись на Европу. Были разорены Польша, Венгрия, Чехия, балканские страны. Монголы вышли к границам Германской империи, дошли до Адриатического моря. Однако в Каракорума пришло известие о смерти великого хана Угедея-сына Чингисхана. Это был удобный предлог, чтобы прекратить трудный поход. Батый по ...
Заключительный
период Корейской войны. Начало переговоров.
Осознав невозможность декларированной однажды Макартуром «безальтернтивности победы» в Корейском конфликте, американцы приступили к зондажу возможностей компромиссного разрешения ситуации. Начались переговоры с привлечением всех заинтересованных сторон, включая не только корейцев, исповедовавших разные теории развития, но и СССР и КНР. ...
Пища
Национальная пища армян формировалась в тесной связи с преобладающим среди них хозяйственно-культурным типом. Напомню, что на Армянском нагорье, входящем в переднеазиатский культурный ареал, этот тип представлял собой сочетание пашенного зернового земледелия с отгонно пастбищным и оседлым скотоводством. В соответствии с этим в традицион ...